Интервью с Владимиром Давыдовым

На вопросы BRASIL.RU ответил экономист, историк и латиноамериканист, командор ордена Риу-Бранку – государственной награды Бразилии, директор Института Латинской Америки РАН Владимир Михайлович Давыдов. Он рассказал о своем виденье текущей политической ситуации в стране и генетическом коде бразильцев.    

– Как удалось организовать приезд Дилмы Русеф в Москву в октябре 2017 года, насколько это было сложно?

Я не думаю, что это было сложно. В России к политической фигуре Дилмы Русеф всегда относились с почтением, несмотря на серьезные события, связанные с ее отстранением от должности и обвинениями. Тем не менее это государственный деятель Латинской Америки признанный в России, уважаемый общественностью и президентом Владимиром Владимировичем Путиным. Поэтому в России ее приезд восприняли позитивно.  

У Дилмы Русеф были интересные встречи и выступления в Санкт-Петербурге. Раз в два года российские латиноамериканисты – прежде всего, Петербургский университет, Институт Латинской Америки совместно с Институтом Беринга-Беллинсгаузена, который возглавляет Сергей Брилёв, и Росконгрессом, который организует Петербургский экономический форум – проводят крупные международные конференции. Число приглашенных участников из разных стран колеблется от 300 до 500 человек. Среди крупных политических деятелей, экономистов, политологов, которые прибыли из-за рубежа, была и Дилма Русеф.

 – Чья была инициатива, кто приглашал?

Думаю, что инициатива принадлежала Пабло Джентили, руководителю Clacso – Латиноамериканского совета по общественным наукам. И он поддержал, по-моему, этот визит финансово. И я думаю, что он это сделал еще и потому, что эта организация уважительно относится к российской латиноамериканистике.

© ilaran.ru

– Ваши впечатления от выступления Дилмы Русеф?

Она человек очень опытный, очень яркий, она не зацикливалась на событиях, которые происходили вокруг нее, и которые для нее, естественно, были очень серьезной травмой. Она охарактеризовала ситуацию вообще, какие технологии ныне используются для того, чтобы сместить государственных деятелей, которые не устраивают достаточно влиятельные силы за рубежом. В данном случае это касалось ее.

Любопытна была ее ремарка – я имел возможность с ней беседовать на неформальной основе, – что бразильские события не похожи на события на Украине. Дело в том, что в случае Бразилии это усовершенствованные методы институционально-юридических переворотов. Надо сказать, что и в мировой деловой практике мы сталкиваемся с тем, что механизм конкуренции в том виде, в каком это было раньше, сегодня не действует. Сегодня часто действует не превосходство финансового обеспечения, хотя это очень важно, не превосходство с технологической точки зрения, не превосходство с точки зрения производительности труда, и не с точки зрения более эффективного менеджмента, а это мощь институционально-юридическая той или иной корпорации, которая в судебном порядке, используя информационное манипулирование, побеждают в конкуренции. Это довольно новое явление. Так наступают, съедают конкурентов, скупают стартапы, становятся монополистами или квазимонополистами на мировом рынке.

Аналогично в транснациональном бизнесе происходит примерно то, о чем говорила Дилма Русеф применительно к смещению неугодных режимов. Очень серьезно был задействован судебный механизм. Манипулирование через судебную систему, через политические интриги – это во многом новое слово в политической конфронтации.  

– Могли бы вы охарактеризовать ваше отношение к текущему режиму Мишела Темера?

Сейчас я не хочу переходить на личности. Президент есть президент. Мы к руководителям бразильского государства относимся уважительно – это принцип, в том числе и Института Латинской Америки. Я думаю, в этом смысле мы следуем той традиции, которая связана с именем Сергея Викторовича Лаврова. Наша дипломатия в этом отношении весьма принципиальна.

Но, скажем так, как говорят бразильские политологи. Ситуация воспринимается ими так, что Мишел Темер пришел к власти, подставив ножку Дилме Русеф. И он свои обязательства политические по отношению к Дилме Русеф нарушил. Он ведь был в коалиции с Дилмой Русеф. Его партия была младшим партнером в правящей коалиции.

Я бы сейчас не стал его осуждать, я бы ему посочувствовал. В каком плане? – Дело в том, что тем правоориентированным правителям, которые сейчас появились в Латинской Америке, очень трудно приходится, потому что есть историческая память. Им предшествовали левоориентированные режимы, которые уделяли большое значение социальным проблемам, поддержке малоимущих. От 40 до 50 миллионов человек в Бразилии было выведено из состояния критической бедности и перенесено в зону нижнего среднего класса. Это исторически впечатляющий результат.

Сегодня правоориентированные правительства, которые пришли к власти в Латинской Америке, рискуют очень серьезно, потому что они вынуждены свертывать социальные программы. Я бы сказал, что это ситуация «и хочется и колется». Мы являемся свидетелями нарастания новой волны недовольства. Но недовольства уже не в отношении прежних левоориентированных правительств, а в отношении таких правительств, которые – подобно правительству Темера – сейчас меняют курс экономической и социальной политики.

Мишел Темер – это временная фигура. Он не имеет возможности быть кандидатом на предстоящих в конце этого года президентских выборах. У него очень маленький исторический срок. Сейчас уже важно обратить внимание на то, что одним из уже заявленных кандидатов является Луис Инасиу Лула да Силва. Лула имеет больше 30% симпатий электората. Самая большая квота электората сейчас за Лулу.

Вы скажете, что Лула тоже находится под прицелом политических врагов. Ведутся судебные иски против него. Суд первой инстанции вынес вердикт. По этому приговору он осужден на девять лет, – но процесс идет. Понятно, что на следующих инстанциях можно существенно повлиять на решение первой инстанции. Команда Лулы делает очень много для того, чтобы изменить ход судебного процесса. Но и его противники полны решимости выбить Лулу из колеи электоральной гонки любой ценой.

Сильных фигур, которые бы могли действовать в русле той политики, которую сейчас осуществляет Мишел Темер, практически нет. Особенность этой страны связана с тем, что плечо от центра влево очень представительное. Правое плечо довольно бедное, и по фигурам, которые там сейчас находятся, и по мощи партийно-политических структур, которые там присутствуют.

Сейчас, наверное, трудно на большой дистанции – до выборов в октябре 2018 года – говорить о конкретных фигурах, очень многое может поменяться. Я думаю, что и внутренние недоброжелатели, и внешние сделают все возможное и невозможное для того, чтобы потопить Лулу.

Есть немало фигур промежуточного плана, социал-демократического, в том числе представляющие партию бывшего президента Фернанду Энрике Кардозу, который был предшественником Лулы. Эта партия себя зарекомендовала как положительная сила, она умеренная – умеренные социал-демократы, – но действовала конструктивно. Социальные программы, которые осуществлялись в последние десятилетия в Бразилии, начались при президенте Кардозу. Нужно отдать должное этому политическому руководителю.  

– Считаете ли вы, что Бразилия в чем-то более демократическая страна, чем Россия?

Я думаю, что трудно сравнивать реалии. Упомянутый мною президент Фернанду Энрике Кардозу любил говорить, что Бразилия – это тропическая Россия. Действительно схожи огромный масштаб этих стран, их высокая экологическая ответственность перед мировым сообществом, поскольку в одном случае есть Амазония – легкие планеты, в другом случае Сибирь – тоже легкие планеты, огромные пресноводные ресурсы. Все это ресурсы будущего и в том, и в другом случае. Но с точки зрения политической жизни и политических традиций, наверное, параллели не очень уместны.

Стилистика бразильского общества другая. Бразилия наследует цивилизационный код Португалии, и португальская политическая культура во многом связана с компромиссом, с нахождением консенсуса, с умением примиряться с неизбежными издержками, с уступками. Многие наблюдатели сейчас в некотором удивлении, потому что в процессе подготовки к новой президентской компании, к выборам, бывшие оппоненты и противники все-таки прагматически начинают искать точки соприкосновения и восстанавливать былые связи.

Та же политическая партия, к которой принадлежит Мишел Темер, сейчас находится в состоянии диалога с несколькими политическими силами, в том числе с партией трудящихся, которую де-факто возглавляет Луис Инасиу Лула да Силва. Более того, Дилма Русеф, с которой мы начали наш разговор, в последний месяц-полтора сделала немало заявлений о том, что ради политического будущего, ради благополучия своей страны она готова забыть о тех обидах и оскорблениях, которые были ей нанесены недавними партнерами. Она готова идти на компромисс, закрыть эту страницу, лишь бы обеспечить преемственность той политики, которая направлена на обеспечение благополучия более широких масс. Ради этого Дилма готова сотрудничать с центристами, с левоцентристами и так далее.

– Чем вам лично бразильцы близки, а что в них чуждо вам?

Я человек испорченный своей профессией, в том смысле, что я пришел в латиноамериканистику, заразившись Латинской Америкой, ее романтикой, культурой, пафосом латиноамериканской истории. Поэтому то, что связано с Латинской Америкой, мне очень дорого, душевно и по сердцу. У меня там много друзей, моя жизнь связана со многими поворотами в истории Латинской Америки последних 50–60 лет. Поэтому я не могу быть объективен. Я всегда субъективен и считаю, что мне очень крупно повезло в этом смысле. Я рад тому, что пришел в эту профессию. Я уже, увы, не очень молод, но в этом зрелом возрасте я всегда отдаю себе отчет в том, что Латинская Америка, ее мощная культура, ее духовный мир очень подпитывают меня как личность.

– Что значат бразильцы как нация?

Это огромная толерантная нация, в которой есть все. Я вам скажу, что есть два термина. Один термин dictadura, это по-испански и по-русски звучит одинаково, но в испанском, в его латиноамериканском варианте, есть еще термин dictablanda. Это значит «мягкая диктатура». Что касается истории Бразилии, то я бы вам сказал, что там чаще, в отличие от испаноговорящих соседей, была не диктатура, а диктабланда. И это в какой-то мере отражает национальный характер бразильцев, их способность к компромиссу. За двадцать лет военной диктатуры в Бразилии жертв политических преследований было на порядок меньше – хотя население огромное, – чем в Чили, Аргентине, Уругвае. И это свидетельствует как раз об этом генетическом коде бразильцев. Это более терпимая нация, более склонная к компромиссу.

 – Чей именно, откуда генетический код?

Я думаю, что от Португалии. Португальский колониализм очень отличался от других. Это был колониализм торговых факторий – торговый капитал и гибридизация культур. И политически это было так, и, если хотите, биологически, потому что метисация населения происходила в больших масштабах, параллельно шло стирание социальных граней, различий, границ. Я думаю, что для Бразилии это было более характерно.

В этой связи стоит вспомнить австрийского писателя Стефана Цвейга. Последняя книга Стефана Цвейга называется «Бразилия – страна будущего». Это была страна последней надежды, потому что он эмигрировал из Европы, объятой фашизмом. В отличие от других – я не знаю, как это произошло, – но кто-то из его близких сказал: «Ты не должен в Штаты ехать, ты поезжай в Бразилию, и ты там воспрянешь». И он действительно в восторге был от Бразилии, от национального характера, от природы, традиций, нравов и культуры. И я думаю, что все, кто так или иначе интересуются Бразилией, ее национальным характером, ее национальным генетическим кодом должны прочитать последнее произведение Стефана Цвейга.

– Если бы не Латинская Америка, чем бы вы занимались в жизни, где бы себя реализовывали?

Не знаю, трудный вопрос. Мама у меня преподавала испанский язык в МГИМО, это были 40-е годы. Во время войны она окончила курсы испанского языка, и у нас в гостях было немало испанцев, находящихся в эмиграции. У мамы было много друзей и подруг из этой среды, и я к ним прикипел с самого детства.

– Какие организации заказывают аналитические справки, материалы о Бразилии?

Мы сами во многом определяем свой план работы. Мы знаем, что является главным в настоящий момент, что является острой проблематикой. В какой-то мере у нас маленький рынок в России, нельзя преувеличивать его значение. Наши отношения развиваются в положительном направлении, но Латинская Америка сейчас не находится в числе первых приоритетов российской внешней политики. Время от времени внимание концентрируется на нашем регионе, в зависимости от ситуации. И вместе с тем это очень важный объект нашего экономического и культурного интереса.  

Мы делаем по заказу крупных корпораций и не очень крупных какие-то работы. Они носят возмездный характер, и институт готов работать в этом направлении. Но считаем, что основная наша функция – обеспечить воспроизводство профессиональных, достоверных знаний об этом регионе – если это Бразилия, об этой стране – для нашего общества, для системы образования. Чтобы у нас люди знали, чувствовали и разбирались в Латинской Америке, если жизнь их приводит к профессиональной деятельности на ниве российско-латиноамериканских отношений – вот наша задача.                

Автор статьи: Дарья Корнилова
0 поделились
Предыдущая статья

Индейцы шаванте за рекой смерти Риу-Мансу

Следующая статья

Facebook запускает Marketplace в Бразилии

Комментарии к статье

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

4 × 4 =

[wppb-login] Регистрация