Психиатрические больницы России и Бразилии: взгляд изнутри

Сравнение психиатрической больницы №1 имени Н.А. Алексеева (также известна как «Кащенко») и Instituto Raul Soares в городе Белу-Оризонти (Минас-Жерайс).

Историческая справка о больницах

Психиатрическая больница имени Алексеева

Психиатрическая клиническая больница №1 имени Н.А. Алексеева (Алексеевская больница, с 1922 по 1944 — имени П.П. Кащенко, также известна как Кащенко, Канатчикова дача) — одна из самых известных психиатрических клиник в Москве.

В конце 19 века единственной психиатрической больницей в Москве была Преображенская. Ее не хватало для всех нуждающихся, и к городскому главе Николаю Алексееву пришло обращение от врачей больницы с просьбой о расширении мест в Преображенской больнице. 14 марта 1889 года, собрав значительную сумму пожертвований, Николай Алексеев предложил построить новую психиатрическую больницу на 300 мест.

27 июня 1889 было решено построить больницу на месте бывшей усадьбы коллекционера Ивана Бекетова. В 1835 года усадьбу с главным домом, парком с оранжереей и прудом, зимним садом и птичником выкупил купец Козьма Иванов Канатчиков, в результате чего за местностью закрепилось название Канатчикова дача.

В 1922 году больницу переименовали в честь известного врача — психиатра Петра Кащенко, который возглавлял больницу с 1904 по 1907 год.

В 1994 году больнице вернули первоначальное название — имя Алексеева. В 1996 году в память об Алексееве была построена и освещена часовня во имя Николая Чудотворца.

Психиатрическая больница Instituto Raul Soares в Белу-Оризонти

Институт Рауля Соареса (IRS), расположенный в районе Санта-Эфигения, в Белу-Оризонти, был открыт в сентябре 1922 года. Первоначально институт был связан с Секретариатом внутренних дел, а затем, в 1927 году, с Секретариатом общественного мнения. Он был задуман как образец для лечения и исследований в области психического здоровья.
В 1960-х годах была открыта первая в штате государственная амбулаторная клиника для ухода за пациентами, которые были выписаны из больницы и не нуждались в новой госпитализации, что создало новую терапевтическую альтернативу. В течение нескольких лет он был связан с Фондом психиатрической помощи в сфере образования (Feap). В 1977 году, когда он присоединился к Fundação Hospitalar do Estado de Minas Gerais (Fhemig), IRS воспринял новые разработки в области психоаналитической терапии, в основном после перевода ординатуры по психиатрии в больницу. В 1984 году здесь была открыта первая общественная дневная больница, а в 1992 году — Общественный центр Артура Биспо. В январе 2005 года Институт Рауля Соареса был сертифицирован как учебный госпиталь и признан учебным и исследовательским учреждением.
С тех пор он начал проводить учебную и исследовательскую деятельность по уходу за людьми с психическими расстройствами, в режиме неотложно помощи, в амбулаторных условиях и для краткосрочной госпитализации в контексте Единой системы здравоохранения (SUS).

Профиль помощи

  • Неотложная психиатрическая помощь (дневная и ночная).
  • Краткосрочное и среднее пребывание.
  • Амбулаторное лечение (Психиатрическая резиденция): с 8.00 до 17.00.
  • Обучение и исследования.

Специальности:

  • Психиатрия взрослых, психология, трудотерапия и социальная работа. Амбулатория судебной психиатрии.
  • Миссия Предлагать услуги средней и высокой сложности, основанные на гуманизированном уходе.
  • Цель
  • Быть признанным эталоном в сфере услуг средней и высокой сложности.
  • Ценности
  • Гуманизация  
  • Этика
  • Эффективность
  • Беспристрастность
  • Ловкость  
  • Качество

Мой опыт пребывания в психиатрической больнице имени Алексеева.

Летом 2019 года я попала в Клинику первого эпизода при психиатрической больнице имени Алексеева №1 из-за попытки суицида. Привезли меня туда из другой больницы на скорой помощи в час ночи. Взвесили, сделали замеры, сказали принять душ, дали одежду, сделали два укола и отправили спать.

Изначально меня привезли в другое отделение, но буквально через день направили в клинику первого эпизода, так как это была моя первая госпитализация. В клинику первого эпизода можно попасть только два раза, дальше больных направляют в другие более «жесткие» отделения. Клиника первого эпизода — единственное отделение, где женщины проходят лечение совместно с мужчинами. Есть две наблюдательные палаты для мужчин и для женщин и несколько обычных палат. Туалеты раздельные, столовая одна, ванная комната с душем тоже одна (мужчины и женщины принимают банные процедуры в отдельное время). Клиника первого эпизода занимает всего один этаж здания. Как ни странно, никаких романтических отношений между пациентами не наблюдалось.
Первые пять дней в больнице я плохо помню. Меня накачали сильнодействующими препаратами и капали капельницы, я находилась в состоянии «овоща». В дальнейшем, когда я уже более менее пришла в себя, я видела поступающих новых пациентов, которых также закалывали уколами, давали сильнодействующие препараты и делали капельницы, состояние пациентов в первые дни такого «лечения» было настолько отрешенным от мира, что их речь была несвязная, а взгляд мутный. От таких препаратов и у меня были галлюцинации в первые дни.

Раз в неделю главный врач совершал обход, где буквально по 2 минуты уделял каждому пациенту, спрашивая о состоянии, самочувствии, иногда во время таких обходов врач мог направить пациента из наблюдательной палаты в общую. Также были две платные палаты, отличавшиеся тем, что пациент находился в палате один.
Также раз в неделю или реже лечащий врач приглашал к себе в кабинет на беседу. У меня было 3-4 такие беседы, в одной из которых я была в невменяемом состоянии и не смогла нормально поговорить с врачом. Поведение врачей, откровенно говоря, хамское! Они позволяли себе материться при пациенте, запугивать, шантажировать (например, «мы тебе сейчас биполярочку поставим» или «мы сделаем так, что ты со своим диагнозом ни в какую Бразилию не поедешь» ) — все это довелось слышать мне в свой адрес. Также главный врач меня клеймил «а, это Ольга (имя изменено), губы, Бразилия» (я вкалываю филлеры в губы и врачи знали о моем желании переехать жить в Бразилию). Для меня это звучало как оскорбление и признак непрофессионализма. До лечащего врача было практически не достучаться, приходилось сидеть около кабинета и ждать, когда врач выйдет, чтобы высказать свою просьбу или вопрос. Обычно такие действия вызывали лишь раздражение у врачей. Слезы пациентов считались плохим признаком. Когда меня приехали навестить родственники, я расплакалась, медсестра пригрозила увести родителей, если я продолжу плакать. В определенные дни и часы разрешалось посещения родственников и друзей, а также разговор родственников с лечащим врачом пациента.

Кормили отвратительно, хуже, чем в школьной столовке! Сильно экономили на мясе. Пациентам разрешалось получать передачки от родственников и друзей и хранить в холодильниках, как правило это были фрукты и сладости. Каждый вечер медсестры проверяли продуктовый пакет каждого пациента, выбрасывая то, что они считали нужным. Так, например, однажды у меня пропал неоткрытый пакет карамели.

Отдельное внимание стоит уделить вопросу курения. Официально курить на территории больницы запрещено. Что лично я считаю издевательством, так как для человека, оказавшегося в подобной атмосфере, было единственной отрадой лишь курение. Нас выводили на улицу (внимание, это было лето, август) 2, реже 3 раза в день на 15-20 минут, мы сидели в беседке и курили по 5-6 сигарет за раз. Сигареты приносили друзья и родственники, и все они складывались в общий пакет. Иногда медсестры подворовывали оттуда пару пачек. Врачи тоже курили в соседней беседке. Вечером пациентам, пришедшим в более менее нормальное состояние, позволялось убираться вместо медсестер (мыть туалеты, ванную, коридор, гостиную с телевизором), после чего медсестры отводили «помощников» в ванную и позволяли им курить там перед сном.

Что касается немедикаментозного лечения. Политика клиники такова: сначала работа с психиатрами и подбор медикаментов, после лечения (обычно оно занимает 3-4 недели, причем врачи с гордостью говорили, что добились столь краткосрочного лечения недавно, раньше среднее время нахождения пациента, совершившего суицидальную попытку в больнице, составляло 3 месяца) пациент переводится на дневной стационар, где больше времени уделяется занятиям с психологами и группами.

Во время госпитализации были группы, где психолог объясняла разновидность препаратов, как долго их пить, запрет алкоголя и наркотиков, эта информация была довольно полезной. Такая группа была и для родителей раз в неделю в виде семинаров. Раз в неделю была группа арт-терапии, довольно скучное занятие, учитывая явную экономию на красках, цветных карандашах и фломастерах. Была группа музыкотерапии, где пели песни под гитару, играли на простейших музыкальных инструментах, на мой взгляд совершенно неинтересная группа. И все. Никаких личных консультаций с психологом, поговорить с лечащим врачом было очень сложно. Из прочих развлечений — старенький телевизор с парочкой каналов, по которым крутили русские сериалы и стендап шоу, разрешалось читать книги, но под препаратами это было довольно сложно. Было много свободного времени, и были моменты, когда я просто лежала на кровати и тупо смотрела в потолок. Коммуницировать с другими пациентами не было желания.

По прошествии трех недель я таки смогла достучаться до лечащего врача, и на мой вопрос «Когда меня выпишут?» она ответила: «Не знаю, что-то ты поникшая какая-то». Действительно, что это я такая поникшая в психбольнице, под сильными препаратами и окруженной такими же несчастными людьми?!
Далее, спустя 3-4 недели с момента попадания в больницу, меня все же выписали в дневной стационар. Был выбор пойти в дневной стационар при больнице или прикрепиться к ПНД, ближайшему к месту жительства. Я сделала выбор в пользу дневного стационара при больнице. Ежедневно, кроме выходных, приходилось рано вставать, ехать в больницу за лекарствами и посещать группы. Позднее ко мне прикрепили психолога, которая мне не очень понравилась, и доверия к ней не было абсолютно.

Препараты давали сильные побочные эффекты: в моем случае это были аллергия на солнце, зрение упало с -4 до -6 на время и тремор рук (который иногда проявляется до сих пор).

После месяца в дневном стационаре при больнице меня перевели в ближайший филиал ПНД по месту проживания. Туда я ходила только за лекарствами примерно раз в неделю. Позднее выяснилось, что врач ПНД допустила непростительную, на мой взгляд, ошибку. Я принимала литий, содержание которого в крови еженедельно проверяли в дневном стационаре Кащенко. В ПНД лечащий врач не давала мне таких рекомендаций, просто выписывала бесплатные рецепты, я ходила в аптеку и получала препараты. По прошествии двух месяцев, перед отъездом в Бразилию, я решила сама сдать анализ на литий в платной клинике. Результат показал завышенное содержание лития в крови в несколько раз нормы. Я показала этот анализ лечащему врачу, в ответ получила «Да это же хорошо!». Я удивилась, но доверилась врачу и предложила принимать этот препарат.

В целом опыт пребывания в данной больнице довольно травмирующий. После выхода из Кащенко родственники, мой частный психолог и друзья замечали некую «заторможенность» с моей стороны. Потребовалось несколько месяцев, чтобы привыкнуть к препаратам и нормализировать состояние. Удивительно, как врачи клиники первого эпизода смогли поставить мне какой-либо диагноз, если у нас было не более 4х личных бесед?! Позднее до меня дошла информация, что клиника клеймит всех «суицидников» одним и тем же диагнозом.

Мой опыт пребывания в психиатрической больнице Instituto Raul Soares

Годом спустя, в августе 2020, я попала в психиатрическую больницу Instituto Raul Soares в городе Белу-Оризонти. В больнице меня приняли с одним паспортом, бесплатно, у меня не было даже оформлено медицинской страховки. По сравнению с предыдущим опытом, эта больница показалась мне курортом в пятизвездочном отеле.
Отношение персонала к пациентам было кардинально противоположным по сравнению с российской больницей. Ежедневно, кроме выходных, я общалась со своим лечащим врачом. Помимо основного лечащего врача, я могла обращаться со своими проблемами еще к одному доктору. Более того, 24/7, в любое время был доступ к общению с медсестрами и медбратьями. Несмотря на то что моим лечащим врачом была молодая девушка 26 лет, ее подход и энтузиазм к процессу моего выздоровления меня поразил. Она нашла контакты моих родителей, бразильских друзей, пыталась даже связаться с врачами из Алексеевской больницы. Несмотря на юный возраст, моя лечащая врач советовалась со своим профессором по моему случаю. Было видно, что dra. Giulia — отличный профессионал, который горит своим делом! Она поддерживает со мной контакт до сих пор, даже не являясь больше моим врачом.

Мне поменяли абсолютно все лекарства. В течение года после попадания в Кащенко я исправно пила лекарства, назначенные мне врачами там. В бразильской больнице мне поменяли кардинально всю терапию, но это произошло настолько мягко, что я даже не заметила изменений. Не было никаких побочных эффектов от лекарств за время пребывания в бразильской больнице. В течение года после нахождения в Кащенко я принимала литий, но мне никто не говорил контролировать его содержание в крови. Из-за этого было обнаружено, что его содержание в крови составляло в несколько раз больше нормы. В бразильской больнице мне поставили капельницу на целый день, чтобы очистить кровь от этого препарата. Лечение, назначенное врачами в клинике Raul Soares мне прекрасно подошло, и я придерживалась его после выхода из больницы.

Что касается питания, кормили не хуже, чем в заграничном отеле! В больнице был врач-нутрициолог, который учитывал все предпочтения в еде пациента при составлении меню. Кормили 5-6 раз в день. В рацион входили свежие фрукты, овощи, мясо, рыба, рис, фасоль. На ужин давали сладости в качестве десерта. Кормили так, что я просто не могла съесть всю порцию. В больнице было много пациенток — беременных девочек, с которыми я радостью делилась своими порциями еды. Мне очень понравился рецепт ананасового чая из этой больнице, который я периодически стала готовить дома: ананасовые корки и немного мякоти заливаются водой с добавлением сахара или сахарозаменителя и варятся до кипения.

Вопрос курения также был актуальным для меня в бразильской больнице. Достать сигареты было тоже непросто, но мне удавалось это делать. Официально курение в больнице Raul Soares было запрещено, но были значительные послабления. Не сразу, но спустя какое-то время после нахождения в больнице, моя лечащая врач сама покупала мне ежедневно пачку сигарет, которыми я также делилась с другими пациентами. Также с разрешения врача сигареты мне передавала моя бразильская семья. Сложнее всего было достать зажигалку или спички, но и это было вполне реально. Меня не раз подлавливали на наличии зажигалки или спичек, отнимали, за время пребывания в больнице я успела сменить примерно десять зажигалок. В условиях пандемии сократились возможности доставать сигареты и зажигалки, так как посещение больных было запрещено, но, повторюсь, это было вполне реально. В последние недели пребывания в больнице я была единственной девушкой, у которой всегда в наличии были сигареты и спички или зажигалки.

Отношения с другими пациентами были в духе Бразилии. Были драки, воровство, любовные отношения. Бразильцы даже в психиатрической клинике оставались бразильцами. Ежедневно проводились разнообразные активности для пациентов. Время, проведенное на улице, ежедневно составляло минимум шесть часов. Было два места на воздухе, доступных для пациентов: открытое пространство для женских и мужских отделений отдельно и общее пространство — espaço terapêutico, куда женское и мужское отделение могли ходить в специально отведённые часы. В espaço terapêutico мы рисовали, слушали музыку, те, кто умел — играли на музыкальных инструментах, играли в бинго, девушки могли себе сделать маникюр, педикюр, брови, укладку самостоятельно, либо с помощью медперсонала. По опыту могу сказать, что такие активности сказываются положительно на терапии пациентов. Также медсестры могли распечатать пациентам раскраску, исходя из запроса пациента. По вечерам я и другие пациенты любили раскрашивать или рисовать. Поговорить с врачом или медсестрой можно было в любое время. Было видно, что персоналу было не все равно на пациентов. Также несколько раз я помогала группам молодых студентов — будущих психологов проводить групповую терапию, рассказывая свою историю среди группы студентов. При больнице был музей и компьютерный зал с ограниченным доступом к интернету. Мобильными телефонами пользоваться запрещалось, был общий телефон, которым пациентам позволялось пользоваться в определённые часы.

Единственное, что мне не понравилось в отношениях с пациентами — склонность к воровству у многих. Вещи, лежащие на видном месте или под матрасом имели свойство исчезать совсем или оказываться под матрасом другого пациента. Так у меня воровали нижнее белье, расческу, гаваянасы (шлёпки), ручки, которые мне подарила лечащий врач, и даже рисунки.

В целом лечением, предоставленным мне в клинике Raul Soares, я оказалась более чем довольна и хочу выразить огромную благодарность всему персоналу и врачам этой больницы.

Сравнительный анализ двух больниц
За критерии анализа больниц я возьму: медицинский подход, питание, медицинская помощь, взаимоотношения между пациентами и условия в больницах.

Медицинский подход:
Кащенко — Заколоть пациента капельницами и уколами до состояния невменяемости и постепенно снижать дозировку. Сильные побочные эффекты.
IRS — Плавная смена препаратов, без сильных полочек, практически незаметная для пациента
Питание:
Кащенко — Сильная экономия на мясе, можно приносить свою еду (фрукты, сухой паёк)
IRS — Качественные продукты, полноценное меню, индивидуальные услуги нутрициолога, нельзя иметь свою еду
Медицинская помощь:
Кащенко — Мало общения с лечащими врачами, нет персонального психолога
IRS — Ежедневное общение с психиатром-психологом
Отношения между пациентами:
Кащенко — Нейтральные, равнодушные
IRS — Бывают драки и воровство
Условия:
Кащенко — Экономия даже на бумаге и карандашах для рисования
IRS — Терапевтическое пространство, процедуры красоты для девушек, игра в бинго, большое количество раскрасок и карандашей для пациентов

Заключение

Пребывание в больнице Instituto Raul Soares по сравнению с Алексеевской больницей показалось мне курортом. Только бассейна не хватало. Многочасовое пребывание на свежем воздухе, ежедневная работа с психиатром, здоровое и качественное питание, активности как физические, так и «для души» оказали благоприятное воздействие на состояние моего здоровья. В отличие от Кащенко, после пребывания в которой мне понадобилось минимум полгода на восстановление не только когнитивных функций, но и психического самочувствия.
Друзья, я желаю всем здоровья и никогда не попадать в больницы ни в психиатрические, ни в обычные. Статья была написана для того, чтобы показать, насколько слабая система государственной организации психиатрической помощи в России по сравнению с Бразилией.

Автор статьи пожелал остаться неназванным.

Автор статьи: brasil
0 поделились
Предыдущая статья

Вехи бразильского искусства

Следующая статья

Туризм в Бразилии: 100 маршрутов по стране

Комментарии к статье
  1. Александр
    23 февраля 2022

    Хороший анализ. С интересными подробностями, действительно что называется взгляд изнутри. Человек со стороны вряд ли заметит столько деталей. Результат сравнения оказался не в пользу отечественной медицины. Что наверное уже никого не удивляет, учитывая оптимизацию эффективными менеджерами и финансирование по остаточному принципу.

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

шестнадцать − пять =

[wppb-login] Регистрация