Человек, который ест: картина-символ бразильского модернизма

Страшным словом «антропофагия» (греч. anthropophagia – пища, составленная из человеческого мяса; людоедство) называется модернистское движение в бразильском изобразительном искусстве и литературе. В рамках этого движения была создана картина-символ бразильского искусства 20 века – «Абапору». Её автор  Тарсила ду Амарал прочно вошла в историю искусства и до самой своей смерти в 1973 году оставалась примадонной бразильской художественной сцены. А её супруг, писатель Освалд де Андраде, написал один из самых значимых манифестов в бразильском модернизме – «Манифест антропофага».

Существует две версии происхождения антропофагии как манифеста и как модернистского течения. Обе они в определенной степени анекдотичны и обе подтверждают, что в случае с антропофагией изобразительное искусство дало начало литературному течению, а не наоборот. Картина была написана в январе 1928, а первый номер Revista de Antropofagia («Журнала антропофагии»), где О. де Андраде опубликовал свой манифест, вышел в мае того же года.

По первой, самой распространенной версии, Тарсила ду Амарал написала картину «Абапору» (порт. «Abaporu», 1928) в подарок на день рождения Освалда, который на тот момент уже был ее мужем. Освалда очень впечатлило то, что он увидел на холсте, и он позвал своего друга писателя-модерниста Рауля Боппа (Raul Bopp, 1898 – 1985) взглянуть на нее. Оба нашли изображенное создание пугающим и одновременно притягательным. Название для картины нашлось в словаре языка индейского племени тупи-гуарани: aba – «человек», poru – «есть», «человек, который ест». Тарсила вспоминает, что в разговоре двух друзей родилась идея создать вокруг этого персонажа идеологическое движение.

Вторая история чаще приводится исследователями литературы, нежели изобразительного искусства. Однажды Освалд де Андраде, Тарсила ду Амарал и их друзья обедали во французском ресторане. Когда принесли блюдо лягушачьих лапок, Освалд начал рассуждать о родстве людей и лягушек. Тарсила сказала, что если есть родство, то все сидящие за столом в какой-то степени людоеды. Шуточный разговор перерос в дискуссию о «культурном людоедстве», и на свет родился издательский проект.

В 1928 году Освалд де Андраде публикует «Манифест антропофага» («Manifesto Antropófago») в первом номере «Журнала антропофагии», в издательстве которого принимал участие вместе с писателями Антониу Алкантара Машаду и Раулем Боппом.

Манифест состоит из отдельных фраз или фрагментов, связанных ассоциативно в концепцию о бразильском процессе культурообразования. В создании ассоциативного ряда также участвуют два произведения искусства: помещенная на обложку гравюра из книги Ханса Штадена и рисунок с картины Амарал «Абапору», вживлённый в текст манифеста.

Ханс Штаден был немецким моряком, дважды совершившим путешествие в Латинскую Америку. Во время второго путешествия он был взят в плен индейцами племени тупинамба, практиковавшими каннибализм. Счастливо спасшись и вернувшись на родину, Штаден издал книгу о своем пребывании в плену у каннибалов, в которой были не только описания каннибалистических ритуалов, но и гравюры на эту тему. В том числе, из этой книги известно о том, что каннибализм индейских племен носил сугубо ритуальный характер. В качестве «пищи» употреблялись только самые отважные враги, заслужившие уважение и честь «передать» со своей плотью свои выдающиеся навыки победителю. Андраде в своем манифесте предлагает посмотреть на шокирующий для европейца ритуал с точки зрения каннибала и, в метафорическом ключе, избавиться от желания быть Европой, а начать поглощать ее, переваривать и растить тело своей новой культуры.

«Абопору», «человек, который ест», – это существо из новой плоти, иллюстрирующий новую природу бразильской культуры, предлагаемую в манифесте – одновременно примитивную, независимую и претендующую стоять на одном уровне с остальным миром (на одном уровне с Португалией как частью Европы и бывшей метрополией). В позиции антропофага заключается главный конфликт поиска новой культурной идентичности. Художник-каннибал, с одной стороны, отказывается от срединной позиции, которая включала бы и Европу, и Бразилию, а с другой, что парадоксально, опирается на свое европейское образование и опыт, поясняя отличия Бразилии от Европы.  Такая мощная и провокационная метафора, как каннибализм, позволяет придать этой двойственной позиции активный аспект. «Абопору» становится центральным визуальным символом движения антропофагии как образ этой активной позиции.

В «Манифесте антропофага» идея «каннибалистического» культурного взаимодействия подается в перевернутом ироничном виде. «Тупи или не Tупи, вот в чем вопрос» (“Tupi or not Tupi that is the question” O. de Andrade, Manifesto de Antropofago) – один из фрагментов манифеста, который написан на английском языке. Переиначенная цитата из Шекспира призывает читателя решить, кто он: потомок племени тупи или португальцев-колонизаторов. Ответ в ХХ веке очевиден: ни то, ни другое, но все вместе, а значит, нечто новое. В созвучии названия племени тупи и английского глагола «to be» можно увидеть акт «пожирания» основ европейской литературы, шекспировского текста и «переваривания» одного вопроса бытия в другой, не менее важный.

Освалд де Андраде уверен в том, что любое развитие происходит на основе уже существующего, наработанного другими: «Меня интересует только то, что мне не принадлежит. Закон человека. Закон антропофага.» (O. de Andrade, Manifesto de Antropófago, пер. Култыгина В. Д.) То есть, согласно антропофагии, в основе любого развития лежит процесс пожирания и переваривания.

«Абапору» изображает сидящего человека на фоне пустынного нереального пейзажа. Человеческая фигура сидит как будто бы на возвышенности, такое ощущение дает низкая линия горизонта – если о горизонте уместно говорить в рамках описания сюрреалистического пейзажа – и очертания «холма». Фон яркого голубого цвета и растение предполагают, что фигура находится вне искусственного пространства, на лоне природы.

Нога и правая опущенная на землю рука фигуры непропорционально огромны, а голова, напротив, крошечная. Сразу не ясно, является ли это гротескным изображением гигантских размеров фигуры, отчего голова ее так далека от зрителя, что кажется маленькой, или же таковы «реальные» формы «людоеда». За счет такой странной деформации размеров и планов вход для зрителя в композицию один – на нижнем уровне, на уровне земли.

Справа от человекообразной фигуры изображен кактус, его «трезубец» антропоморфен не только за счет формы, но и за счет гладкой телесности, которой художница добивается аккуратной гладкой манерой письма. Той же манерой написана сама фигура, что усиливает эффект «живой плоти» кактуса. На контрасте с не искажённой формой кактуса зритель понимает: маленькая голова и огромные конечности со стороны зрителя – таковы «реальные» формы «людоеда».

Такая неоднозначность в подаче визуальной информации характерна для «Абапору». Фигура не наделена какими-либо признаками пола. Название «Ню», под которым картина была выставлена впервые в Париже, предполагало скорее женский пол изображенной фигуры, так как жанр ню, то есть изображение обнаженной модели, в художественной практике начала XX века подразумевал именно женскую модель. Волосы существа, обозначенные темным пятном, могут быть как короткой стрижкой, так и длинными волосами, собранными в тугой пучок, как носила сама художница. Область груди и гениталий закрыта от зрителя. Никакой реалистичности или натуральности в изображении нет: гладкая манера письма, старательно заглаженная живописная поверхность и чистый условный цвет кожи и ногтей не позволяют даже сделать предположений о гендерной принадлежности персонажа.

Многие исследователи находят связи символики этой картины с символикой романа «Макунаима» (порт. «Macunaíma»), написанного и изданного в 1928 году Марио де Андраде, бразильским писателем-модернистом и другом Тарсилы, состоявшим в группе «Антропофагия» и писавшим в «Журнал Антропофагии». Макунаима – герой без характера, что часто вызывает желание назвать его анти-героем, тем более, что роман написан в юмористическом ключе. Если определение Макунаимы как человека без характера понимать буквально, то ничего отрицательного в самом герое нет. Тот факт, что у него нет характера, может быть подвергнут критике или даже осмеянию, но нельзя вменить это в вину самому герою. Как и у бразильской нации, у Макунаимы пока нет собственной идентичности.

Вскоре после обретения нового названия и до сегодняшнего дня существо на картине стало однозначно восприниматься как принадлежащее к мужскому полу. Это произошло после написания Тарсилой картины «Антропофагия» (порт. «Antropofagia», 1929), в которой художница объединила образы «Абапору» и своей более ранней картины «Негритянка» (порт. «A negra», 1923). На полотне изображены две сидящие фигуры, одна из которых, правая, выглядит, как Абапору. Вторая, справа, повторяет фигуру с картины «Негритянка» 1923 года. Фигура негритянки узнается по единственной гигантской груди и листу банановой пальмы, расположенной на заднем плане в точно такой же позиции. На этот раз фигуры намного более упрощены: на пальцах таких же непропорционально больших ног нет ногтей, нет никаких черт лица, даже обозначения глазниц тенями, как на «Абапору», нет намека на волосы или головной убор. Зато кактус «Абапору» и пальмовый лист «Негритянки» превращается на картине «Антропофагия» в буйный тропический лес.

Давая название картине, автор отсылает нас на поиски значений к «Манифесту антропофага» Освалда де Андраде. Можно предположить, что фигуры на картине – это те, от имени кого написан манифест. Антропофаги, «дети солнца, матери живущих», бразильцы. «До того, как португальцы открыли Бразилию, Бразилия уже открыла счастье», – пишет Освалд в манифесте. Обнаженная пара – а это именно пара, так как в этот раз рука Абопору поднята таким образом, что позволяет увидеть отсутствие груди и, соответственно, определить его как существо мужского пола – среди тропического девственного леса может интерпретироваться как Адам и Ева, прародители бразильской нации и бразильской идентичности.